О медиках-добровольцах на передовой и помощи в Днепре: что рассказал соучредитель Первого добровольческого мобильного госпиталя Геннадий Друзенко

Аббревиатура ПДМШ хорошо знакома бойцам на передовой. Так сокращают Первый добровольческий мобильный госпиталь имени Пирогова. Он спасает Защитников и Защитниц с 2014 по всей линии фронта. Сегодня добровольцы продолжают делать это, несмотря на препятствия со стороны властей. А соучредитель организации в интервью рассказал, как им это удается.

Информатор пообщался с Геннадием Друзенко в Александровке под Днепром. Здесь, на даче у знакомого, он периодически останавливается, чтобы восстановиться, скоординировать работу людей и дать отдых другим бригадам. Говорит, что у Днепра удобное расположение. Он ведь находится сравнительно недалеко от фронта и в 5 часах от Киева. 

Геннадий Друзенко – юрист и публичный интеллектуал. Он признается, что далек от медицины и не умеет лечить. Но еще на Майдане понял: медикам нужен человек, который организует инфраструктуру, договорится с властями, найдет финансы и минимальные поставки. И стал ею.

Как начинается история ПДМШ?

С поста в фейсбуке. Когда избили студентов на Майдане в 2013 году, Геннадий написал его, вспомнив о бурной молодости. Думал, чем можно помочь, ведь было ясно, что Киев взорвется. Тогда он призвал медиков собраться, и это оказалось подходящей идеей. Собралось около 30 человек, им выдали пакеты с зеленкой и бинтами. Геннадию позвонил товарищ и сообщил, что на Банковой начались столкновения. Геннадий с импровизированной медицинской бригадой побежал туда. Там, у Администрации Президента, и принимали первое боевое крещение.

Затем на Майдане начались огнестрелы. Геннадий и его новые друзья организовывали подпольные мобильные госпитали. Когда Россия напала и начала аннексию Крыма, устраивали тренинги - в частности, из такмеда. Но сам ПДМШ – как институция с таким названием – возник в ответ на Иловайск.

“Когда увидели статистику, что каждый третий раненый умер, то стало ясно, что это не от того, что россияне использовали ядерное оружие. А того, что не было медицинской помощи. И тогда появилась простая очень идея – доказать квалифицированную медицину с соответствующим оборудованием настолько близко к линии фронта, насколько это условно безопасно”.

Впервые бригады отправились в декабре 2014 года, когда продолжалась защита Донецкого аэропорта. Затем была Дебальцевская операция, где медики-добровольцы принимали уже полноформатное участие. Думали, что это на 1-2 месяца, но скоро будет 8 лет как ПДМШ на фронте. Но тысячи пациентов, прошедших через их руки - и с бытовыми травмами, и с тяжелыми ранениями - доказывают, что врачи-добровольцы нужны. С ними бок о бок работают и, можно сказать, конкурируют в мастерстве военные медики – кто больше спасет жизней. Геннадий считает, что это хорошая конкуренция.

И уверен: привлекать высококвалифицированных докторов и медсестер с фельдшерами к работе на поле боя не нужно. Для этого есть боец-санитар, который сможет наложить жгут, остановить кровопотерю и вытащить побратима или сестру из "красной зоны", иногда отстреливаясь.

“Посылать туда доктора, десять лет учившегося - это все равно что микроскопом забивать гвоздь. Делать операцию под пулями никто не будет. А для того чтобы сделать элементарное, остановить кровотечение прежде всего, возможно, наложить шину - для этого нужен 2-3-дневный курс и просто умение это делать. Поэтому каждый инструмент следует использовать в соответствии с назначением. Чем профессиональнее медик, тем дальше в тылу он должен работать”.

Что делает медик на поле сражения?

Первое, что нужно сделать, - это оценить ситуацию, посмотреть, есть ли серьезное кровотечение, наложить жгут и обеспечить эвакуацию. Случается, что спасение для одного бойца оборачивается травмами для другого.

Далее, когда пули рядом не летают и снаряды не взрываются, вывозят раненого быстрой или на чем возможно и доставляют в стабилизационный пункт. Там боец ​​впервые должен встретить квалифицированных медиков. И там уже ставят капельницу, оценивают ранения и стабилизируют до того, чтобы скорая довезла раненого в передовую хирургическую группу. После этого хирургического вмешательства "легких" возвращают, а "тяжелых" везут в большие госпитали – Днепр, Харьков, Павлоград. Если говорим о востоке, то сейчас это иногда Краматорск, Дружковка, Константиновка. А дальше – лечение и реабилитация.

По словам Геннадия, по НАТОвским стандартам на 6 бойцов должен быть 1 комбат-медик.

Соответствуют ли НАТОвские стандарты украинским реалиям?

Соучредитель ПДМШ делится опытом. На днях с ними работали канадцы, они писали отчеты своим фондам. И были в шоке, когда увидели, как наши медики стабилизируют бойцов на импровизированных столах из поддонов. С одной стороны, удивлялись, с другой - аплодировали. Говорят, что НАТОвские врачи отказались бы работать, если бы не было должного оборудования. Ибо их протоколы не предусматривают таких "импровизаций". По стандартам через час должен прилететь вертолет, но он не сделает этого в зоне боевых действий, которые рывают в Украину - по крайней мере, эвакуационный. В этом плане украинские медики более гибкие и спасают всем, чем можно. Геннадий приводит другой пример и рассказывает о хирурге Александре Данилюке, который во время операции пластянкой исчерпывал кровь из брюшной полости.

“НАТОвские стандарты для богатых стран. Они хорошие. Но когда у тебя Жигули или Таврия наверняка не стоит обслуживать ее по методике Мерседеса. К этому нужно стремиться, нужно иметь цель. Но ребята гибнут здесь и сейчас”.

Даже если те же фронтовые машины поставить на технический контроль, прописанный в протоколах автопредприятий, то половина из них не выедет из-за аварийного состояния. Но если не уедут, значит, кто-то не будет стрелять. Следовательно, очень помогает здоровое чувство - важнее что-то сделать и спасти жизнь, чем соблюдать формальные протоколы. И быть по-хорошему критическим, когда что-то предлагают страны, забывшие войну.

“Учиться – это хорошо, но это должен быть обмен, взаимоучебный, в чем мы убеждаем наших западных партнеров. В чем-то они лучше нас. Насколько применены западные алгоритмы и протоколы к конкретным реалиям нашей войны”.

Как изменилось материальное состояние нашей армии с 2014 года?

Геннадий Друзенко отвечает – улучшился, потому что в 2014 году совсем ничего не было. Но и война стала совсем другой. По его словам, мы оказались не готовы к ней. Индивидуальные аптечки для бойцов покупали по всему миру, и даже за деньги их невозможно было найти. Сейчас все хорошие аптечки негосударственны, как и тренинги. Часть завозимого плохого качества - те же "турникеты" растягиваются и не держат. В этом не виноваты волонтеры или поставщики.

“Конечно, за 8 лет войны перед полномасштабной агрессией нужно было становиться европейским Израилем, а не верить, что можно договориться где-нибудь посередине. Рано задавать эти вопросы. Но опять же, это тысячи утраченных жизней. Десятки тысяч родных, близких, любимых, тех, кто мог выжить, но, к сожалению, не выжил просто за неимением элементарных вещей”.

До сих пор в частях есть нехватка эвакуационного транспорта. Геннадий Друзенко слышал о бронированных скорых, но ни одной на фронте не видел. Часто вместо скорых используют микроавтобусы, куда раненого бойца заносят на носилках прямо на пол.

Хватает ли медиков и парамедиков?

Зависит от участка фронта. Но присутствие ПДМШ, несмотря на сложные отношения с командованием медицинских сил, свидетельствует о том, что они там нужны. В одной операционной в Бахмуте могут работать одновременно медики-добровольцы ПДМШ, Госпитальеры и военные медики. Согласия и взаимоподдержки достаточно.

“Хорошо оборудованных скорых не хватает, медиков не хватает. Единственное, чего сейчас хватает, и чем действительно все завалены - это расходники и перевязочные материалы. С этим вопрос, похоже, закрыли. А с чем-то более сложным, качественным, как современные реанимобили, дела на фронте плохи. Хороший современный реанимобиль тысяч 100 долларов будет стоить, полностью нафарширован. На фронте их почти нет, по крайней мере, я не встречал. Возят раненых на том, на чем возят”.

Фото: официальный сайт ПДМШ

Как сотрудничаете с больницей имени Мечникова?

Она является другом для ПДМШ и теплые отношения сложились еще со времен АТО. Иногда в больницу привозят кого-нибудь подлечить, ведь в стабилизационных пунктах оказывают первую помощь. А бывает и так, что мобильный госпиталь передает больнице часть материалов, которая им не нужна – они ведь не стационарное заведение. Просто упаковывают коробки и увозят в больницу. Связна Галина, она ветеран-доброволец, сама из Ивано-Франковска.

Чего не хватает больницам?

По словам Геннадия Друзенко, в любых заведениях с базовой медициной не хватает сложного оборудования, которое стоит миллион гривен и больше. В качестве примера навиапарат для диализа, который фактически заменяет почку. Ибо отказ почек – первое, что происходит у бойцов после сложных ожогов. Также хочется, чтобы скорые были оборудованы самым современным реанимационным оборудованием. Есть такое, немецкого производства, где включено все в одном: монитор пациента, дефибриллятор, ИВЛ. И интересно оно миниатюрным размером, поэтому сопровождает пациента все время в больницу. Другой пример – мобильный рентген. Пациент берет доску, врач фиксирует изображение – и все в цифровом формате. То есть, не человек идет к рентгену, а рентген идет к человеку. Такое оборудование стоит 40 тысяч долларов.

"Я бы сегодня действительно концентрировал усилия не на таблетках и ампулах, а именно на таких прорывных вещах, позволяющих менять качество оказания медицинской помощи".

В какие города Днепропетровской области привозят бойцов на лечение и откуда?

Сюда привозят Защитников и Защитниц из Донбасса. Преимущественно это больница имени Мечникова или госпиталь в Павлограде. Кстати, там же находится ремонтная база ПДМШ. Или военный госпиталь возле облгосадминистрации.

"Фактически длинное плечо эвакуации идет на Днепр и в Павлоград - на Сичеславщину".

Как работает мобильный госпиталь сегодня?

Присоединиться может человек из любого региона. Доброволец заполняет анкету на сайте, затем с ним связывается волонтер ПДМШ, который занимается кадровыми вопросами. Медик направляет документы, подтверждающие квалификацию. Бывает и так, что определенные специализации требуются больше тыла, чем фронта.

Далее добровольца вызывают на недельное собрание в Киев. Там он проходит обучение по такмеду, собеседованию, тестированию с психологом и слажению – как минимум для того, чтобы чувствовали плечо друг друга. После этого три разных команды отправляются на три разных локации на восток. Луна работают и возвращаются домой, а их заменяют другие.

“Мы когда-то считали, до начала большой войны, наши ветераны были в 172 населенных пунктах Украины. Такой сети любая партия позавидует.

30 дней ротации – это обусловлено и опытом, и законом. Во-первых, после месяца война изменяет сознание человека и затягивает его. Дальше уже возвращаться в мирную жизнь тяжело. И если человек хочет посвятить себя войне, то ему лучше подписать контракт. В противном случае 30-дневные ротации позволяют внести свой вклад в победу и вернуться в гражданскую жизнь. Во-вторых, формально в командировку медицинское учреждение может отпустить всего на 30 дней.

Стабилизационный пункт формируется из нескольких пар опытных медиков – это доктора, медсестры и фельдшеры. Дополнительно есть повар и бойцы-охранники, которые едут с медиками на "передок", чтобы те не стали жертвами ДРГ. Соответственно, команда ПДМШ в эвакуационно-стабилизационном пункте насчитывает 15-20 человек, но то и дело не приходится. С началом войны меньше медиков-добровольцев не стало, их даже стало больше, несмотря на сложности, иногда возникающие в отношениях добровольцев с руководством медучреждений.

Фото: официальный сайт ПДМШ

В каких точках работали медики-добровольцы?

Мобильный госпиталь отработал более 50 локаций с начала войны – это фактически вся линия фронта времен АТО и ООС, от станицы Луганской на далеком украинском востоке и до Гранитного под Мариуполем. На пятый день полномасштабной войны был развернут пункт в Киеве. Работали в Ирпене, Буче, Бородянке, Гостомеле.

“И те ужасы, которые мы видели, это действительно не поддается описанию. Потому что мы думали, что сложные ранения – это самое ужасное, что возможно. А на самом деле онкобольные, которые остаются без обезболивающего и просто гниют живыми. Месяц к человеку никто не подходил. И те пролежни, которые мне показывали, наверное, это и ад адский, как сказал один пациент”.

После Киевской кампании перегруппировались и уже в мае были на Донбассе. Среди горячих точек Геннадий Друзенко называет Бахмут, Славянск, Часов Яр. Одно время это было Доброполье. По просьбе батальона спецназначения открыли стабилизационный пункт Харьковской области. Признается - первое наступление на Балаклею было неудачным.

Потеряли более 50 бойцов ранеными, были и погибшие. Им не оказала помощь медрота одной из бригад, поэтому позвали ПДМШ. И когда развернулись кровавые атаки за увольнение Балаклеи, медики-добровольцы уже были рядом.

“В принципе потери засекречены. Но поверьте, что цена, которую мы платим за освобождение наших земель, очень и очень существенна. Думаю, что когда мы после победы узнаем количество убитых, раненых, искалеченных физически и психологически искалеченных людей, мы ужаснемся той цене. Уже сейчас нужно думать, как государство, которое фактически сохранили эти ребята, будет заботиться о тех, кому будет очень тяжело вернуться в нормальную гражданскую жизнь”.

Больше об этих темах, а также о "Детском медицинском десанте", реабилитации ветеранов и препятствующей медикам бюрократии смотрите в видеоинтервью.

Раньше мы писали об уникальном медецинском бронеавтомобиле “Ковчег”, который создали в Днепре. 

София Елагина

Видео: Владислав Степанов